На Хопер, Сердобу, на новые земли

     В те же годы, когда начались петровские реформы, молодой и не по годам консервативный  подполковник князь Борис Иванович Куракин (1676–1727) повелел своему управляющему переселить крестьян из своих северных вотчин на реку Сердобу. Все началось с того, что в 1700 году Петр I пожаловал Куракину 17 тыс. десятин «дикопорозжей земли» в Завальном стане Пензенского уезда.^[86] Князь был моложе Петра на четыре года. Как отмечают исследователи, он с детства находился в числе «робяток», деливших с царем детские забавы.^[87] Борис Иванович – участник всех войн Петра, в том числе обоих Азовских походов. По-видимому, во время одного из них он познакомился с сердобскими лугами и лесами, и они ему понравились. Под наблюдением приказчика, крестьяне топорами вмиг отстроили сельцо Борисоглебское. Это произошло не раньше 1700 и не позднее 1709 годов. Во время Полтавской битвы, в которой Куракин командовал Семеновским полком, он чем-то прогневил государя, и тот отослал его за границу послом. Куракин покинул Россию, став дипломатом.

     Борис Иванович и царь были женаты на сестрах Лопухиных; женой Петра стала Евдокия, Бориса – Ксения Федоровна (умерла в 1698 г.). Несмотря на знакомство с детства и родство, царь и молодой Куракин не стали близкими друзьями. Возможно, мешала приверженность Бориса Ивановича к старым русским свычаям и обычаям в то время, как Петр страстно и неуклюже переделывал русских в голландцев. В конце жизни князь написал «Гисторию о царе Петре Алексеевиче», опубликованную в «Архиве князя Ф.А. Куракина» (т. I, Спб, 1890). Автор предстает перед нами как умный, просвещенный, проницательный, скромный и порядочный человек. Симпатии его явно на стороне царевны Софьи, но и о Петре Куракин не сказал ни слова в осуждение. Историки, большинство которых являются страстными апологетами Петра, недолюбливают князя, очевидно, за то, что тот не восхищался делами «великого преобразователя». Если бы не ранняя смерть, Б.И.Куракин, пожалуй, мог бы стать первым историком России. Задумав написать «гисторию» с древнейших времен до конца царствования Петра в четырех томах, он едва смог осуществить десятую долю мечты. Помешала преждевременная смерть этого несомненно благородного и талантливого человека.

     В 1710 году в сельце Борисоглебском, Сердоба тож, как называлось тогда Куракино, насчитывалось 14 дворов крестьян, переселенных из Суздальского, Московского, Ростовского и Пензенского уездов в числе 52 душ. Сельцо выжгли кубанцы, часть жителей попала в плен, не пострадало лишь пять дворов.^[88] После «кубанского погрома» управляющий куракинской вотчиной переправил сюда несколько дворов крестьян из села Никольского, Порзня тож, Суздальского уезда. Борисоглебское находилось на оброке, мужики пашню на своего господина не пахали, провианту на его стол не поставляли, обрабатывая лишь свою землю, барину же платили по рублю в год с мужской души.^[89] Так что житьем своим они могли быть довольны.

     Сохранилась отказная книга, на основании которой Б. И. Куракину отведена земля.^[90] 

     Если Куракину отведено поместье площадью в 450 четвертей в поле, а в дву по тому ж, это значит, что формально он получил (450 х 3) 1350 четвертей, или 675 десятин, или 742 гектара (1 дес. = 1,1 га). Но это формально. Фактически у Куракина оказалось земли много больше. Взглянув на громадный участок от совхоза «Большевик» до Хопра по обеим берегам Сердобы, нетрудно прикинуть, что здесь не семьсот, а все семь тысяч десятин пашни, а то и поболее. Почти весь левый и правый берега Сердобы с прилегающими полями, начиная почти от Сердобска, и до самого Хопра стали принадлежать князю Борису. На отведенных землях вслед за Куракино появились Александро-Ростовка, Карповка, Софьино, а позднее, в начале 19 века и Новонадеждино.

     9 марта 1733 года сын основателя Борисоглебского князь Александр Борисович Куракин подал в Синод прошение о дозволении построить в том сельце церковь во имя Бориса и Глеба «того ради, что в близости того сельца церквей не имеется». К январю 1736 года она была готова к освящению. В справке об этом указывалось, что в Борисоглебском налицо один двор помещичий и 60 крестьянских да в деревне Александровке 40 дворов крестьянских.^[91] Хлопотами об устройстве церкви занимался служитель князя, по-видимому, приказчик или управляющий имением, Иван Соловьев, вероятно, живший в борисоглебском помещичьем дворе с дворовыми людьми. В том же источнике перечислены требования, каким должен быть престол в алтаре храма: «А престол той же церкви в олтаре, чтоб построен был в вышину 1 аршин 6 вершков с доскою, в длину 1 аршин 8 вершков, в ширину 1 аршин 4 вершка». Знающие люди по этим приметам могут судить о величине всего храма.

На левом берегу Сердобы, напротив Куракино, расположено село Александро-Ростовка. В 1747 году в новопоселенной д. Александровке, как она тогда называлась, 277 душ мужского пола. С учетом сведений, почерпнутых из документа о строительстве церкви в Борисоглебском, Александровка могла появиться между 1721 и 1733 годами. Дату нетрудно уточнить. Поскольку деревня входила в куракинскую вотчину, следует предположить, что свое название она обрела от имени кого-то из Куракиных. Кого же?

     В княжеском роду в 18 веке было два Александра. Один – сын известного нам Бориса Ивановича, свояка Петра Первого, другой – его правнук и внук Александра Борисовича первого. Александр Борисович первый родился в 1697 и умер в 1749 годах, дослужившись до чина тайного советника, сенатора и конференц-министра. Второй Александр Борисович родился лишь в 1752 году. Поскольку село построено между 1721 и 1733 годами, то его основателем мог быть только А. Б. первый. Рассуждая гипотетически, приходишь к такому выводу: 26 апреля 1730 года Александр Борисович женился на богатой графине Александре Ивановне Паниной (1711–1786), естественно, получив немалое приданое в крепостных душах. Возникла необходимость наиболее рационального расселения крестьян. В отличие от пахотных солдат, дворяне понимали экономическую ущербность сверхкрупных селений и не допускали этого в своих вотчинах. Поэтому переведенцев из его ростовских вотчин расселили не в Куракино, а на левом берегу Сердобы. Позднее сюда же переведены крестьяне и из других куракинских  вотчин. Когда в Сердобском уезде появились другие Александровки (на Туманейке и Колдобаше), для отличия от них село стали именовать Александро-Ростовкой, поскольку большинство крестьян вышло из Ростовского уезда.

     Ни Александр Борисович, ни Александра Ивановна Куракины в сердобском крае, кажется, не бывали.  Они жили в Москве на Мясницкой, 26, в известном всем москвичам доме, в котором размещается Московский почтамт.^[92] Сюда стекались донесения управляющих и приказчиков куракинских вотчин, отсюда направлялись на места распоряжения насчет хозяйственных дел, наказаний, помилований, в этот дом привозили крестьянских мальчиков для обучения лакейскому этикету и т. д. Что удивительно, мальчики уклонялись от переезда в Москву. В архиве сохранилось дело о побеге двух подростков из села Архангельского, Куракино тож (ныне Городищенского района). Получив приказание собираться в Москву на лакейские должности, два парня, 16 и 18 лет, в тот же день бросили родительские дома, купили в селе Воскресенском (ныне г. Кузнецк) фальшивые паспорта и отправились с ними в Сызрань, где нанялись к одному купцу шить сапоги. Чтобы не платить парням деньги за выполненную работу, наниматель сдал обоих в полицию. Заковав в кандалы, парней вернули на родину.^[93] Случай этот показывает, что жизнь в тепле, в богатом барском доме, где ни вшей, ни тараканов, совсем не привлекала крестьян. Они предпочитали ей тяжелый труд на земле.

     Как уже говорилось, крестьян в Александровку переводили, главным образом, из Ростовского уезда нынешней Ярославской области, именно: из села Воскресенского, Гвоздево тож, деревень Никольской, Семеновской, Вахрушиной, Дуковой, Баклаковой, Кладовицы, Курбаки, Полежаевой, Ксташи, Исак, Стрела, Прасолово, Волхта. Часть переселенцев прибыла из Суздальского уезда: село Петровское, деревни Богданово,  Тресникова, Мостовая, Филина, Мицына, Черемха, Селеукова, Семибратова, Афонина. Все они расположены в окрестностях озера Неро. Большая группа крестьян прибыла из Засурского стана нынешней Пензенской области из с. Архангельского (на р. Юлов в Городищенском районе) и д. Ключищи (оттуда же).^[94]

     Из тех же мест пополнялось и население села Куракино: Кладовицы, Семеновская, Ломоев (ныне пишут: Ломы), Вахрушева, Мостовая, Мицына, Кузьмина, Мышечиха,^[95] а также из тверского села Ашуркина и московского села Лебедин. В Карповке и Салтыково (Софьино) также преобладали ростовские крестьяне, а кроме того, из Суздальского уезда (д. Синцовка).^[96] На карте окрестностей Ростова Великого, опубликованной в энциклопедии “Города России” (М., 1994, с. 378) и сейчас нетрудно отыскать села Никольское, Семибратово,  Кладовицы, Стрелы, Ломы. Таким образом, нынешним поколениям жителей прежних куракинских сел на р. Сердобе дали жизнь «ярославские ребята», чей род в свою очередь восходит к старинным обитателям Ростовского и Ростово-Суздальского княжеств, а если еще дальше углубиться в отечественную историю – родословная уходит к славянским племенам кривичей и словен.

     Самым крупным населенным пунктом куракинской вотчины на Сердобе в ходе второй ревизии было Куракино – 335 душ мужского пола, затем Александровка – 277, Салтыково (Софьино) – 145, Карповка – 58. Правда, в Салтыково Куракину принадлежало 27 ревизских душ, остальные записаны за Салтыковыми.

     История возникновения с. Софьино, до конца 18 века звавшегося Салтыковым, довольно запутанная. Указание Ю.А. Кузнецовой на село Салтыковку Сердобского уезда как на селение, основанное Куракиными и Салтыковыми между первой и второй ревизиями,^[97] ошибочно воспринималось краеведами, в том числе автором этих строк, как сообщение о нынешней Салтыковке, расположенной к юго-востоку от Сердобска.^[98] То, о чем писала Ю.А. Кузнецова, всецело относится к Софьино. Совместное владение селом Куракиными и Салтыковыми продолжалось, по крайней мере, до 1762 года. При проведении третьей ревизии крестьян А.Б. Куракина насчитывалось здесь 53 души обоего пола, а у Веры Ивановны Салтыковой – 246 да плюс 17 за Иваном Алексеевичем Салтыковым. В 1795 году эта деревня уже именовалась Софьинкой, полностью принадлежащей князю Куракину.

     В течение восемнадцатого столетия численность населения в куракинских селах росла неравномерно. Между первой и второй ревизиями она увеличилась более чем в десять раз, между второй и третьей – немного уменьшилась, между 1762 и 1795 годами – возросла в 1,8 раза. Колебания связаны, главным образом, то с усилением экономического интереса владельцев к данной вотчине, и тогда в нее завозились новые партии жителей, то со снижением интереса – тогда крестьян вычерпывали отсюда для пополнения более перспективных, с точки зрения помещика, вотчин.

     Сброс численности крестьян в куракинских селах Сердобского района между 1747 и 1762 годами, на наш взгляд, вполне может быть связан с заселением куракинской вотчины на р. Юлов в Городищенском районе. Не исключено, что часть населения переводилась туда новым вотчинником Борисом Александровичем Куракиным с реки Сердобы. Между прочим, в это время на Юлове появилось село Борисовка. Естественно, шел и обратный процесс, когда из Городишенского уезда везли крестьян на реку Сердобу.

     Уменьшение происходило частично из-за огромной смертности. Например, в Куракино с 1747 по 1762 годы умерло 124 ревизских души, их численность снизилась с 335 до 226. Фактически умерло, конечно, больше, чем 124 души мужского пола, так как ревизия 1762 года учитывала лишь население, отраженное в документах 1747 года плюс родившееся после второй и дожившее до новой ревизии. Поэтому детей, появившихся на свет после 1747 года и умерших до 1762-го, в ревизские сказки не записывали. Прибавьте сюда также женщин, не считавшихся ревизскими душами, и показатели смертности увеличатся вдвое-втрое. Как и в Куракино, за счет высокой смертности сократилось население в Александро-Ростовке (в 1747 году – 277 ревизских душ, в 1762 – 226), в Карповке, соответственно, 58 и 50, в Салтыковке (Софьино) сохранилась та же численность – 27 и 30. Каждые 15–16 лет население обновлялось на 40–50 процентов: в Куракино из 335 ревизских душ умерло, как уже говорилось, 124, в Александро-Ростовке из 277 – 133, в Карповке из 58 – 27, в Салтыковке из 27 – 10. Почти ни один крестьянин не доживал до 80 лет. Впрочем, это касалось не только помещичьих сел. Даже в Большой Сердобе долгожителей можно было пересчитать по пальцам одной руки. В 1747 году достигли 85-летнего возраста в Заречной сотне только два пахотных солдата – Тимофей Марков да Андрей Колмаков, в Краснослободской – один Никифор Елагин, в Нагорной – Евсевий Лазарев.

     С фактами огромной смертности в новопоселенных деревнях, мне пришлось столкнуться при работе над историей села Топлого Малосердобинского района. Преждевременный уход из жизни многих первопоселенцев сами крестьяне объясняли «неизвестной болезнью».^[99]Эпидемия? Возможно. Но почему она свирепствовала в первые годы поселения деревень? Почему впоследствии, хотя эпидемии, несомненно, продолжались, смертность от болезней все-таки снижалась? Объяснение напрашивается такое: крестьяне умирали, кроме всего прочего, еще и от... тоски. Ведь их привезли на новые места, оторвав родителей от детей, сестер от братьев, крестников от крестных, женихов от невест, оторвав навеки... И рождалась безвыходная тоска, опускались руки, ослабевали жизненные силы. Смерть от тоски бывала обычной среди раскулаченных уже в нашем веке. Уцелевшие «кулаки» рассказывали, что во время ссылки внешне здоровые мужики ложились на топчан, не ели, не пили, ни за какое дело не брались и угасали, как догоревшие свечи. Психологически такие же чувства, должно быть, испытывали и многие крепостные, когда их сажали на телеги и из родного Ростовского или Суздальского уезда везли «на какую-то Сердобу».

     М.С. Полубояров. «На реке Сердобе и в иных урочищах». Саратов, СГАП, 1999